Записки психолога. Ася или повесть о первой любви

Когда-то, много лет назад при индийском посольстве добрый и мудрый Лакшман Кумара вел курс основ йоги. К нему на занятия народ ходил разный - мечтательные философы, практичные целители, "русские йоги", девицы и дамы на выданье, младшие научные сотрудники и просто мытари. Ходила туда и я, начинающий, но уже разочарованный в западном прагматизме, психолог. Мы добросовестно пытались повторять асаны нашего гуру и кому-то это удавалось, но а кому-то - не очень.

Однако хуже всех получалось у Анны Леопольдовны, что и понятно, ибо было ей... - впрочем, не помню, сколько. Знаю только, что к тому времени была она на пенсии уже лет 10. Жила Анна Леопольдовна рядом с посольством и пару раз  после занятий я получала от нее приглашение на чашку чая. Чай всегда был зеленый, а к нему она подавала соленые орешки. Кроме Анны Леопольдовны в крохотной получердачной квартирке бывшего доходного дома  жили ее тетушка и две кошки - Нюра и Дура. Дура была рыжей. Когда незабвенный Лакшман Кумара уехал,я перестала ходить на занятия - новый учитель был молод и современен. К тому же он с большим интересом относился к западной психологии.

А с Анной Леопольдовной я перезванивалась по праздникам и трижды, помогала ей с похоронами. Сначала отбыла в мир иной тетушка, потом Нюра. Рыжая Дура ушла последней. Поэтому, когда я услышала в телефонной трубке голос Анны Леопольдовны в абсолютно непраздничные дни, я сразу не очень тактично спросила:

-Что случилось?

-Ко мне приехала родственница из провинции - седьмая вода на киселе. Ей лет 17 и я не знаю, как к этому относится.

Я куда-то торопилась и поэтому, не вдаваясь в подробности, Анну Леопольдовну поздравила:

-Как здорово, с молодыми - молодеешь. Считайте - ваш возраст плюс 17 лет вашей Седьмой воды делим на двоих  - и вам снова ....дцать! Ура?

-Вы думаете? - с сомнением спросила она.

Но когда я, в канун Нового года, позвонила с поздравлениями, она сообщила бодрым голосом, что у нее все в порядке, а сейчас она оченьторопится, так как Седьмая вода ведет ее в какое -нибудь гнездо разврата

- Макдональдс или казино.

Весной я услышала, что родственница снимает квартиру в том же доме, через год - что она вышла замуж, еще через пару лет я услышала, что дом, в котором Анна Леопольдовна жила с рождения, отреставрировали, но заселили теперь  новые русские, в том числе и любимая родственница, которая занимает целый этаж.

А у Анны Леопольдовны теперь живет новая кошка, тоже рыжая. Сначала, правда, они думали, что это кот и назвали его Чубайсом - мясо прямо из рук рвал, но потом оказалось, что это кошечка. Ее кастрировали и назвали Дурой. Но однажды Анна Леопольдовна позвонила по делу.

-Наденька, спросила она очень осторожно - вы все еще психолог или тоже чем-нибудь торгуете?

-Все еще психолог, но иногда торгую. Чаще временем, иногда знаниями.

-Но я, надеюсь, вы не подались в целители или шаманы?

-Знаете, иногда подумываю, боюсь только, что моих актерских способностей на это не хватит. Но Остапу Бендеру и Юрию Лонго я всегда завидовала.

-Так значит, это абсолютная ерунда?

-Нет, почему, кому-то суггестивная психотерапия типа "я сняла с вас родовое проклятье и теперь у вас все будет хорошо", "все, начиная с этой минуты, вы здоровы" или "вам плохо, потому что вы не стараетесь, что бы вам было хорошо" - очень помогает.

-Ей не поможет...

Так у меня оказалась Седьмая вода на киселе милейшей Анны Леопольдовны по имени Ася. Говорить она начала, как только вошла, еще снимая свою роскошную серебристую шубу.

-  Не знаю, что вам сказала тетя, но я уверенна, что она ничего ни о чем не знает. Поэтому я начну с самого начала. Я жила с родителями в пригороде и без того маленького городка. У нас был свой маленький домик с садиком. Печи мы топили углем. Потом удалось сделать паровое отопление и это стало главным событием моего детства. Когда-то мои родители сошли с ума и решили сеять разумное, доброе, вечное. Правда, я надеюсь, на более здравомыслящие мотивы в их решении после института ехать в деревню, преподавать в школе. Тогда, для выпускников пединститутов это было вроде альтернативной службы в армии - давали отсрочку. Но мне, мама -филолог и папа-историк пропагандировали именно доброе и вечное. И я, пробираясь ли зимой в наш туалет в дальнем углу двора и дрожа от холода или грезя над толчком летом, всегда знала - буду тоже что-нибудь сеять. Из деревни они, слава богу, уехали, но, в Городишке застряли. К родителям приходили их друзья и ровесники, местная интеллигенция.Пели про последний троллейбус, синие шторы. Но больше всего мне нравилась песня про то, "когда я вернусь".Только мне тогда казалось, что самое главное это не то, что я вернусь,а самое главное откуда. "Оттуда" было что-то среднее между клубом кинопутешественников, островом сокровищ и кафе в Арле Ван-Гога. Тогда уж и по февральскому снегу можно бегать куда угодно, хоть в холодный сортир. Все жили как мы - стояли в очередях за чем-нибудь вкусным, переписывали от руки  стихи, берегли как зеницу ока "Один день Ивана Денисовича" и раз в два года чистили выгребную яму. Я не очень замечала, как меняются мои родители, но однажды, гуляя по городу -это у нас было любимое удовольствие - увидела своего папу с молодой женщиной в длинном красном плаще. Папа держал ее за руку и смеялся. Я редко видела его радостно смеющимся - обычно, он был задумчив и сосредоточен на судьбах русского народа. А тут я увидела, как он еще молод. А, вернувшись домой, я увидела маму, которая вряд ли уже когда-нибудь оденет длинный красный плащ. Толстая училка с куриным хвостиком. Господи, как жалко мне стало их обоих, дураков никчемных. Папа ушел от нас осенью, а зимой наш класс поехал в Москву.Мама поехала с нами - не оставаться же ей было одной. Нас всех поселили в обшарпанном общежитии, в котором хоть и был теплый туалет, и даже горячая вода, пахло неистребимым запахом беды и никчемности. Мы планировали ходить в цирк, театры и музеи, но не тут-то было. Билеты в театры, о которых мы читали, в кассах не продавались. Но и тех, что продавались, на весь класс, естественно, не хватало. И мама решила позвонить своей институтской подруге Нике, которая еще в институте вышла замуж за актера. Ника неожиданно очень обрадовалась нашему звонку, и сообщила, что хоть с тех пор она и поменяла трех мужей, с билетами в театр поможет, а заодно попросила пожить у нее 7 дней, охраняя собачку, пока она с мужем будут в Вене. Джули, любимая собачка не выносит самолета, а на поезде ехать никак нельзя - не успеют к открытию конференции, участником которой должен был быть муж Ники - большой человек.

Так мы оказались в Никином дворце. Я уже не помню, сколько было комнат, не помню, какая была мебель, помню только зеленую ванну, теплый ворс белоснежного ковра, кусочек кремлевской стены, на который можно было любоваться с балкона и Нику. Ника была ослепительна - вся в белом, с длинными каштановыми локонами и темно-коричневой сигаретой в тонких ломких пальцах. Она быстро договорилась с кем-то о билетах - в цирк, Большой, Малый и в пару студий-подвальчиков на Красной Пресне и Чистых прудах. Видимо, на том конце провода переспрашивали, сколько ей надо билетов, но она не дрогнувшим голосом говорила:

-Двадцать девять и желательно не дорогих.

Это была совсем другая жизнь. И даже муж Ники, приехавший к обеду, был из другой жизни. Хоть и было ему лет пятьдесят, и был он толстоват, лысоват, но я, наверно, смогла бы его поцеловать. И еще он курил трубку. На обед нас кормили едой из голливудских фильмов. Утром мы с тремя пересадками на метро и автобусах приехали к Нике с вещами, проводили их на длинной белой машине в Шереметьево, где двери открывались сами, как будто влекомые невидимыми эльфами и гномами, а потом их шофер Саша завез нас за билетами в какую-то контору. Дама, похожая на цыганку серьгами, браслетами и сокрушительными стрелами Амура подрисованными в уголках глаз, выдала нам толстую стопку билетов и отдельно протянула еще несколько:

- Это только вам, на премьеры, приглашения. Денег за них не надо,- потом посмотрела на нас с сомнением и сказала:

-Вы только поприличней оденьтесь.

Я уже не помню, где мы были и что смотрели, но хорошо запомнила, женщин, которые ходят на премьеры. Они все были чем-то неуловимым похожи ни Нику и с нескрываемым призрением смотрели на маму и как-то странно на меня. И я сказала себе: "Никогда!" Что именно "никогда" я еще и сама не поняла, но, как пепел Клааса, это "никогда" застучало вместе с моим сердцем.

Из Вены Ника привезла мне джинсы - синие, белые и красные.Красные мне были немного тесны, но я поняла, что мое "никогда" как-то связанны и с ними. С приездом Ника потеряла к нам всякий интерес, и мы с мамой вернулись в общежитие. К тому времени там отключили отопление и все ходили с розовыми носами. И Миша тоже. В Мишу я, как и все девочки нашего класса, была влюблена уже года четыре. Но сейчас, глядя на него и его розовый сопливый нос, я еще раз повторила себе - никогда. В нашем городе все было по-прежнему, только папа жил теперь не с нами, а с Аллочкой и пели песни теперь у них. Мама взяла дополнительную нагрузку, а я, решив для начала быть достойной красных джинсов, села на диету. К лету я похудела и, когда я одела красные джинсы. Миша признался мне в любви. Но мне это было уже ни к чему - совсем скоро, после окончания школы, у меня должна была начаться совсем другая жизнь.

Я не буду рассказывать, что я там себе нафантазировала и что я напланировала, скажу только, что мои Д^Артаньяновские планы были существенно скорректированы Аллочкиной родственницей, Люси, которая оказалась в нашем городке то ли от скуки, то ли по делу. От нее я узнала, что в нашем городке Аллочка оказалась в результате разбитого известным пианистом сердца, что она старше моего отца как минимум лет на 6 и что замуж лучше всего выходить за иностранцев, но не американцев, эфиопов и итальянцев, а европейцев, можно даже среднего достатка - это вполне прилично. Для этого надо знать как минимум английский, иметь длинные волосы и Ноги.  А также запомнить,что полными могут быть только губы, попа и грудь.  Аккуратными должны быть брови и ногти, причем не только на руках, но и на ногах, а глаза должны быть всегда! зовуще-влекущими, что необходимо отработать сначала с зеркалом, потом в многолюдном транспорте. (Это, для того,что бы было кого звать на помощь, если объект для отработки будет излишне пылок). Блузки и губы держать полуоткрытыми, дышать, при этом, все-равно надлежит через нос. Иностранцев искать в Москве, но помнить, что сейчас появляются интересные и наши кадры. Только не в коем случае не связываться с мальчиками-с-пальчиками из хороших семей, они от хорошей жизни не дееспособны. Целиться же надо в мужчин средних лет, у которых уже что-то есть. Это что-то можно даже оставить предыдущей жене, опыт-то все равно останется с ним, а для мужчин нет ничего важнее опыта.

Кроме того, надо иметь представление о том, что такое секс. Теория необходима, но практика обязательна. И она уехала, оставив на память мне жгучие благоухание заморских духов , пачку голубых презервативов и справочник по женской сексопатологии. Последний год школы я забросила учебу и зубрила английский. Мне повезло, мама хоть и косилась на меня, но познакомила с Ольгой Михайловной, старенькой пенсионеркой, когда-то преподававшей английский и французский. Ольга Михайловна знала пять языков, но не имела даже аттестата зрелости, так как обучала ее языкам ее матушка, бывшая княжна и каторжанка. Я помогала Ольге Михайловне по хозяйству, а она обучала меня. И не только языкам, благодаря ей я умею пользоваться ножом и вилкой, обливаюсь по утрам холодной водой. Это правило ее матушки, твердо усвоенное еще в Смольном и молитва Оптинских старцев помогали им выживать не только в лагерях. А еще я облюбовала чердак нашего дома и нашла там настоящие сокровища- семейные альбомы и старые эвмовские распечатки, сделанные еще на "НАИРИ-К". В основном это были тексты "Кама-сутры", отрывки из "ветки персика" на ту же тему, кулинарные рецепты и подборки стихов от Баркова до Бродского.

А разглядывая альбомы вместе с мамой, я обнаружила и Анну Леопольдовну. Когда был получен аттестат, я сообщила родителям, что буду поступать в МГУ на физический факультет и стала готовится к расставанию с городом детства и девственностью. Дело в том, что секс я изучала пока только теоретически. Для практики не было ни подходящей ситуации, ни партнера. Везти же с собой в Москву свою девственность было глупо, но и отдавать ее на поругание первому встречному не хотелось. Пусть будет Мишка, - решила я - и позвала его, когда мама сидела на каких-то городских семинарах. Результат меня оставил равнодушной. Во- первых, бедный Миша обалдел и не сразу вдохновился, а потом все эти хурли-мурли были так далеки от всех воплей о любви, что я твердо решила, что все это не дорогая цена за зеленную ванну и машину к подъезду. Вперед Анну Леопольдавну о своем приезде я извещать не стала, что бы она не смогла отказать. Свой приезд я постаралась скрасить для нее вареньем, медом и довольно приличной суммой, которую мне дал с собой отец, неожиданно открывший в себе талант краснодеревщика.

Первой кому я позвонила, была Люси. Люси сказала:

- Учиться серьезно, только время тратить, все эти богадельни, типа НИИ, умерли, Театрально-эстрадные заведения и школы всякие для красоток тоже ерунда, если нет куража. Поступай в иняз, можно даже на заочный, диплом всегда пригодится. Но главное, освой компьютер и иди в секретарши. Но только туда, где народ приличный ходит. Это может быть банк или что-нибудь связанное с нефтью или лесом. В общем, с любым народным достоянием, какое можно продать на запад. Там есть шанс встретить и иностранца. Заведи себе подружку, желательно того же формата, что и ты, но другой окраски и лучше, если она будет чем-то поплоше тебя. Но учись ходить одна - больше шансов. Идешь одна - бери с собойпортфельчик, якобы по делу. Звони, если что, но на меня не рассчитывай - ты мне по формату не походишь.

Правда, еще она дала мне пару номеров телефонов - не дорогих, но приличных компьютерных курсов и конторы, где требовалась секретарша.На себя, однако, в этой конторе  велела не ссылаться, но предложила говорить, что позвонить велел Николай Маратович. Я была обескуражена таким приемом. Какой Николай Маратович, какой формат... Уже давно я не была наивным ребенком и не надеялась на распростертые объятия, но в тайниках души своей я надеялась, что она мне обрадуется. Ведь никому - ни до, ни после - я не открывала так своей души.Мне захотелось отомстить, и только много позже я поняла, что она сделала для меня даже больше, чем, наверно, и сама хотела. А формат... - что ж, к тому времени ей было, наверно, лет 27 и формат у нас , естественно, был разный. В фирму, оформленную в европейском стиле, меня взяли помощником секретаря. Как я поняла немного спустя, именно благодаря имени Николая Маратовича - влиятельного и вельможного.

И началась моя жизнь в Москве. Я легко поступила в заочный пединститут, жила у Анны Леопольдовны. Неожиданно для себя я настолько привязалась к ней, что даже пару раз  посетила ее йогу. Там было много забавных психов. А еще иногда я ездила в Шереметьево - я убеждала себя, что это мудрый и недорогой ударный ход в поиске богатого иностранца, но сейчас я понимаю, что я хотела пережить или хотя бы вспомнить тот детский восторг, который охватил меня, когда я увидела двери, раскрываемые передо мной невидимой рукой.А первым моим московским любовником стал мой начальник. Я не собиралась бороться за право быть его женой -к тому времени он уже сменил трех. Я же хотела получить немного опыта, льгот на рабочем местеи шубу. Все это я получила, и мы безболезненно расстались с ним, а вскоре меня перевели секретарем к первому заму.Тогда-то я и познакомилась с Николаем Маратовичем.

- Ваша протеже- раболепно сказал ему мой начальник.

- Моя- переспросил Николай Маратович, осмотрел меня с ног до головы,но ничего не сказал.

Позже, я подошла к нему и призналась, что место получила благодаря его имени, которое я услышала от случайной знакомой.

Он засмеялся:

- Ну, что ж, за тобой должок - давай свой телефончик.

Позвонил он мне месяца два спустя. К тому времени у меня уже был роман с Анжеем, поляком, с которым я познакомилась в одну из своих поездок в Шереметьево - мы вместе ехали в автобусе. Он учился в консерватории и хоть на жениха не тянул, но был все-таки почти европеец, имел неплохой опыт секса и английского языка, в этом мы с ним регулярно практиковались.

Но на звонок Николая Маратовича я откликнулась беспрекословно. Надо, значит, надо. Тем более, что Николай Маратович, воспитанный на дисциплине и партийных традициях,  имел строгие представления о морали, девочках и развлечениях. Несмотря на свои богатства, он, привыкший расплачиваться за все удовольствия из партийной кассы, был скорее скуп, нежели расточителен и строг, нежели нежен. А жена его, старый партийный товарищ, к проказам мужа привыкла и уже давно считала, что изменять нельзя только делу.

В общем, наше первое свидание состоялось в полупустой квартире, где шел ремонт. На ломберном столике, застеленном газетой, стояла бутылка шампанского, икра, лук, черный хлеб и шоколадный батончик, а любовь у нас случилась на раскладушке, накрытой коротким байковым одеялом. Зато я сопровождала теперь президента фирмы на переговорах. И даже в Вену поехала я, а не Галка со своим прекрасным немецким. Президент нашей конторы, из комсомольцев и юристов, на первый взгляд был мужчина хоть куда. Я решила - мое, тем более, что все располагало. 35 лет, разведен и зримо богат. Но ни в Вене, ни после он, несмотря на мои зовуще-распахнутые глаза, губы и блузки, ко мне не приближался и даже ни разу не хлопнул по попе, которую я ему услужливо подставляла, что было совсем странно, ибо рукоприкладство в нашей конторе было не только нормой, но и правилом. Может, он просто хорошо воспитан, - подумала  тогда я, и усилила свои атаки.

-Не старайся, он голубой, - сообщила мне Галка.

-?

Но однажды, он попросил меня сопровождать его в ресторан. Вместе с нами обедали Майкл и Лера. Потом мы поехали к Майклу пить кофе. Босс с Майклом пошли варить кофе, Лера уединилась с телефоном, я посидела немного в мягком черном кресле и, соскучившись, пошла искать кухню, где, как мне казалось, можно было уже сварить не один кофейник. Я ко многому была готова в славном городе Москва, но во мне все-равно что-то взвизгнуло, когда я увидела, как шеф и Майкл целуются.

-Ты чего, хочешь к ним присоединиться ?- спросила подошедшая Лера.

-Я?

-Тогда не мешай им, пошли кофе пить, у него кофеварка в гостинной. А то пару раз они меня привлекали, но что-то напрягает. Пусть уж сами резвятся. А может мы сами организуемся? Ты как?

-Я?

-Ну, и хорошо, а то это меня тоже напрягает. Я вообще, больше мультики люблю смотреть. У него тут есть пару классных - и мы мило провели досуг.

Утром Майкл протянул Лере пару зеленых бумажек, а мне мой шеф сказал:

-За мной не пропадет.

И правда, не пропало - на следующий день он принес мне маленькую коробочку с браслетом, бирюза и немного серебра.

-Это, не серебро, это платина, а бирюза, кажется твой камень- ты же стрелец?

Так, я стала прикрытием шефа - у них, выходцев в миллионеры из комсомола садомия не поощрялась. Старые  партийцы смотрели на подобное, как на полный разврат. Ну а шеф мой еще в шестом классе запал на двоечника Аникина, но терпел до Горбачева, делал карьеру и даже женился на чье-то дочери, что и привело его в большой комсомол. С чьей-то дочерью они прожили 6 лет и даже сделали сына, но неожиданно шеф встретил двоечника Аникина и, пообещав ему жизни полегче, соблазнил. После Аникина он осмелел - все-таки демократия, и сменил трех или четырех кавалеров. А с Майклом ему повезло - Майклу тоже было, что терять, и они, не афишируя свою большую любовь, встречались под прикрытием проверенных девочек. Шеф снял квартиру  на мое имя в том же доме, где я квартировалась у Анны Леопольдовны. Я туда перебралась и стала его официальной любовницей без исполнения обязанностей оной. Когда ко мне приходили шеф с Майклом, или с другим своим дружком с серьгой из богемы, я уходила или запиралась на кухне.

Ко мне же приходил иногда Анжей, иногда Славик - сокурсник, но я старалась, что бы никто ни с кем не пересекался. А утренний кофе я пила с Анной Леопольдовной, ей я ничего  не объясняла, а  она, как человек интеллигентный, ни о чем не спрашивала, но кажется, подозревала, моего шефа - каким-нибудь агентом, типа 07, но из крестьян. Пару раз  мне звонил и Николай Маратович. И мы встречались с ним то в какой-то коммуналке, то в ремонтируемых квартирах, пока я не сказала, что можно и у меня, что его обрадовало - ибо избавляло от хлопот разного рода. И он стал тоже бывать у меня. Но однажды, предворительно договорившись, пришел с молодым парнем по имени Витенька. Я, немного опешив от удивления, собралась оставить их вдвоем, но Николай Маратович, расставив на столе принесенные дары попросил принести стаканчики. Мы немного выпили. Я приготовилась дорого продать остатки своей былой чести - секс втроем меня совершенно не устраивал, но Николай Маратович, доев последний бутерброд с икрой, засобирался и ушел.

-Продали - решила я.

Но Витенька, отсидев в вялой беседе пару часов - ушел.

Николай Маратович позвонил вечером:

-Ну что, понравился паренек?

-Что-то я не поняла, почему он мне должен нравится.

-Это ты напрасно, я всех своих девочек прилично выдал замуж. Витенька ухаживал за мной по своему разумению месяца два, и я узнала его

историю. В тюрьму он попал по глупости, да и срок ему дали пустяковый.

Но в зоне он легко бы мог  просто сгинуть, если бы не прикипел к нему старый зубр, Иван Иванович, досиживающий последний год из восьми за расторопную хозяйственную деятельность в южных регионах нашей когда-то необъятной Родины. Куда делись плоды сей расторопной деятельности, следствию выяснить не удалось. Однако дочка его, вышедшая замуж за партийного афганца, неплохо жила в Ницце, а сын, представительствовал в Канаде. Да и сам Иван Иванович в зоне устроился довольно комфортабельно.

Витенька был одних лет с внуком Иван Ивановича и это, очевидно, сыграло важную роль в его судьбе. Прямо из зоны попал Витенька в Москву, к друзьям Иван Ивановича, которые выправили ему чистые документы и пристроили на юрфак. Вскоре вышел и Иван Иванович и закрутились серьезные дела, от которых хорошо перепадало и ему.

Николай Маратович, старый друг и соратник Иван Ивановича всегда считал, что дела надо делать по-семейному, в своем кругу. Витенька был мне скорее симпатичен, чем отвратителен, и хоть меня пугало его уголовное прошлое, я была растроганна его рассказом о том, как в детстве он мечтал купить 10 брикетов шоколадного мороженного, самому съесть 7,а три отдать- сестре, маме и бабке. И я решила, что он добрый. Во всяком случае, добрее меня, потому что своей зеленой ванной я не хотела делиться ни с кем.

Мы поженились, я ушла с работы и первые два месяца не знала, чем себя занять, и только надоедала Анне Леопольдовне. А потом появились занятия -  я начала обставлять квартиру, стала учиться водить машину. Появились  портнихи, парикмахеры. Заодно решила добить высшее образование. С мужем мы жили тихо-мирно, тепло-светло. И мне даже начало казаться, что это  есть счастье. На третьем месяце беременности  мне захотелось посмотреть на детские фотографии Витеньки и мы поехали к его маме, которая жила в Твери. Витина мама встретила нас  пирогами, и все было нормально, как всегда - чай, подарки, охи-ахи, но открыв альбом, я наткнулась на пачку фотографий ребенка и какой-то молодой женщины. А на двух малыша держал Виктор, мой муж. Это был его сын. Он родился через девять месяцев после нашей свадьбы. Но только не у меня.

Домой я возвращалась на электричке и в метро услышала знакомое:

Когда я вернусь...

Ты не смейся, когда я вернусь,

Когда пробегусь, не касаясь земли,

                 по февральскому снегу,

По еле заметному следу - к теплу и ночлегу-

И вздрогнув от счастья....

Пел ее длинноволосый парень с гитарой.

Я дослушала песню до конца и, поискав, но не найдя глазами, что-то вроде кепки,  протянула деньги ему.

-Да нет спасибо, я просто так пою, для удовольствия и памяти -сегодня 19 октября, день рождения Александра Галича. Меня, кстати тоже Александром зовут. А что случилось с вами?

И я, неожиданно для себя рассказала ему все о себе.

Сейчас я живу с ним, у него, в его комнате в коммунальной квартире на Сретенке. Я его люблю. Но я не знаю, как мне жить дальше.

- Счастливо, - сказала я.

- Вы думаете?

- Теперь - знаю...

Уходя, Ася улыбнулась- неожиданно светло и освобожденно, а я решила всерьез подзаняться суггестивной психотерапией.

Примечания.

Йога - в переводе с санскрита означает соединение и представляет собой систему знаний и образ жизни, целью которых является соединение человека - существа конечного с бесконечностью и достижение освобождения от природы страданий. Асаны - положения тела позволяющие дисциплинировать тело и сделать его союзником в достижении освобождения. Суггестивная психотерапия - от латинского suggestio -добавление, внушение - лечение внушением, когда по сути дела "в уши" дорогой веры поступают новые мысли и чувства.

Александр Галич - поэт, властью из России изгнанный, но, несомненно, вернувшийся. Песня "Когда я вернусь..." посвящена отцу Александру Меню.

С Асей я еще неоднократно встречалась, так как суггестивной терапией не обошлось - ей хотелось многое в себе понять. Вскоре она родила сына, которого они с Александром назвали Сашей. Витенька поначалу очень против всего возражал, но потом смирился и даже хотел помочь материально, но Александр решительно от всякой помощи отказался. Сейчас съехавшись с Анной Леопольдовной, они живут в Кузьминках.

Анна Леопольдовна осуществила свою мечту - съездила в Индию. Однако до штата Карнатака, где живет Лакшман Кумара, не добралась. Асина мама вышла замуж за венгра, который приезжал в их Городишко искать могилу отца, погибшего на войне, а отец, расставшись с Аллой, женился на недавней своей выпускнице. Люси осуществила свою мечту и живет в Англии.  Муж ее, хоть иангличанин, но черен и, говорят, ревнив, как Отелло.

 

Заказать звонок

Заказать звонок